22 апреля :

 

Солнечное утро. Лужицы подернуты матовым серебром; черная кисельная грязь остыла, затвердела. У бревенчатой кузницы, похожей на часовенку, запряженная лошадь]навалены колеса, плуги, бороны, железный хлам. На пороге сидит спиной к солицу Бойцов в  серой поддевке. Курт.! Кузница дышит шумным мехом. Высокий плечистый кузнец  в фартуке накачивает воздух и басом разговаривает с Бойцовым. Голова кузнеца обросла волосами так густо, что кожаная фуражка на голове кажется лкшея.                    

Когда я вошел кузнец прекратил шум, поздоровался.   

- Хватает работы? — спросил я.

—  Не справлюсь. Помощиика нс дают.              

—  Почему же?                                         

— Шестеро хозяев:   андрейцевцы,  фетеншцы,   янищн, ченцовцы, голубинцы и Радованье. У семерых нянек, знаете, дите...

Кузнец вьнул клещами из горна раскаленный прут и ,шутя сделал из него кренделёк. Стукал молотком сбоку сиашу, надевал кренделек на острую морду наковальни перевертывал и, наконец, сунул в ведро с водой. Вода зафыркала, поднялся клуб пара; кузнец пошевелизал клещами, торопил воду, потом вынул свеженькое голубое кольцс для плуга.

—  Послал  Дровнина  в   промартель? —спросил я  Бойцова.

—. Послал.

—  А об остальных как?     

.— Придется  договориться с  Горбылевым...   Чтобы взошел в наше положение...    

— Сегодня же обстряпай, — сказал я.        

—  У нас к вам просьба, —сказал Бойцов.

—  О чем?        

—  Нам дали десять га целины. Не справимся мы с этой цифрой... Надо бы скостить...        

—  Ничего   не выйдет, — ответил   я.—У   андрейцевцев меньше лошадей, а справляются

—. У них народ дружнее.

—  Ваших церковников  повыгоним,   у   вас тоже будут дружными.

Бойцов понял, что я знаю о выступления церковников на собрании. Замолчал. А я добавил:                        

— Еслн  еще раз услышу, что   ты   распускаешь  вожжн перковникам и ворам, предупреждаю: будет нехороша.

—  Понятно — пробормотал Бойцов.

Я направился к конюшне. Она стояла на отшибе от деревни, огромная, новенькая, покрытая свежей соломой. Возле — никого. Колхозники еще не выезжали. А солнышко не заметно выплывало всё выше и  выше. Летят журавли! Сторонкой от деревни, над лесом, тоненькой цепочкой  они летят к северу. Глаз привык видеть цепочки аэропланов, поэтому странным кажется, что удаляющиеся журавли, похожие на аэропланы, машут крыльями.

Тесовые  двери конюшни на тяжелом замке. Значит — конюха не  дежурят. Я их вижу днем из  окна  (конюшся напротив нашей избы за прудом). Сидят без дела. Раздадут колхозникам лошадей и разваливаются на телегах : беседуют, хохочут или спят на- открытом воздухе. Колхозная ' нзяь, видимо, их не особенно угяетает.  Но вот из-за угла медленно появляется конюх Данилов. Увидев меня он заторопился:

- Раненько встали?—спрашивает меня.—Сегодня будут пахать... Только морозец отойдет, начнется дело... Надоело ждать...     

Открыл конюшню. Светло. Изо всех углов робко, сдержанно, радостно заржали лошади... Они расставлены по стойлам, и у каждой прибита дощечка с надписью: «Сонька», «Молодчик» и тому подобное. Беспокойнее других вёл себя молодой гнедой Орлик. Он не спускал черных глаз с Данилова, бил копытам по липкому навозу; не просил, а требовал корму, настойчиво, капризно, с нетерпеливым повизгиванием…

Подошел второй конюх Власов. Коренастый,  с широко расставленными шэгаз?ги, смуглый, походявшнй на калмыка.;  Про него моя хозяйка говорила: «Ходил сперва в бригадирах. Потом отошел. Первый песенник... Запевает очень хорошо.   Конюхом легче.   Триста  трудодней,   сапоги, да  еше  что-то...»

Когда я вышел из конюшни,    напоролся на маленького старичка, которого мельком видел на собрании. Он был в коротком подпоясаняом тулупчике с поднятьш воротником  и в  острой шапкс. Как монастырский послушник.  Сапоги; неуклюжие, клешнями, и весь он был смешон бойкими удивленными    глазенками, длииным носом и бородкой клинышком. Но самым смешным в нем был испуганный резкий голос с  редким выговорсм буквы «р».                                    

Встретившись со мной, он растерялся, хотел юркнуть в конюшню, но я его спросил                                              

—  Денек славнецкий?  

     Он остановился,    посмотрел на меня    исподлобья,    как Бзиуздаиний, отчеканял звснко: 

  -Все равно идем на гибель!        

—  Почему?  

— Пропадет!.. Пойдет   все прахом... Вся работа ни за грош!..

     

Я расхохотался. Старик улыбнулс» и визгнул: 

— А че смеетесь? Верно говорю! В мерзлую землю сеют.  Дураки так делают. Разве мы не  знаем, когда надо?.. Егсрья никто у нас не сеял!  

- А лен в снег сеяли? —спроснл я.

-  Дураки сеяли...    

- А ты смотрел, ,как он взошел?

- Наплевал бы... Смотреть...    

Старик сильно матерился, поэтому я сказал ему:  

—  С тобой трудненько товорить. Вяжешь сильно.

Он рассвирепел:

—  Как же вас не вязать, когда советская власть ведет на погибель? Покуда   березовый лист не   будет    в полушку —  нельзя!         -

Подошли колхозницы. Свежие, веселые, звонкие.   

—  Так, так его, очкастого... Обложи-ка, Василь Степаныч.

- Вас тоже надо обложить! – обматерил он женщин. — - \шае.тесь на всяку ерунду!                            

Бабы грохнули.    Низенькая плотная    с утиным    носом, поглядывая на меня, лукаво бросила:

—  Ежели баба не соглашалась бы, то людей не было бы ?               

—  Чем так жить, лучше не родиться!.. — сказал Василь Степаныч.              

Но ему ответили:                  

—  Родиться-то родился бы, да не женился!..

—  А то вон какую бабу повалил. Мерлушка-то у неи По самыи тетешник!

Пошла крепкая с румяными щеками старуха:

- Что вы моего сахарного обижаете?

— Обидь твоего сахарного...Он сам норовит обидеть девчоночку в кустах...

— Ну, это вы напрасно, — заступается старуха,—кошка 'ч спипг на брюхе — хоть бы спугнул когда... Не стро-

:п> хохот.

Васнль  Степаныч плкжул и ныряул -в ко-°- Старуха ласково заговорила со мной:

—  Бригадира нам смени, товарищ. Не годится Шагов.

Молодая полная женщиаа, которую я видел на вспашке цслины с Шаговым, присоединилась:                               |

—  Думали—сойдет... А он... В сенокос загубит...  С тать не умеет...                                      

—  Подумайте  хорошенько—сказал  я.—Соберем С гаду, поговорим вплотаую.                                               

 

 

—  Ну, Сонька, давай!—визгнул Василь Степаныч.

вьшел из конюшни небольшую сивую лошадку и в руке держал хомут, который потом стал надевать на поднятую морду Соньки. В это время он походил на парикмахера, который, после одеколона, приглаживает волосы   своему  клиенту.

—  Куда ведет советская власть?—сказал он снова. 

—  Куда надо, — послышался сзади голос Самсонова.

Председатель   подошел с Шаговым,  который,  поздоровавшись, сказал Василию Степановичу:        

—  Власть тут не при чем ! Холод препятствует. Ежли бы не холод, у нас получилось бы вполне совпадение советской властью... Но, главное- холод мешает.

—  А ты видел лен?—спросил я Шагова.   

—Какой он еще будет, — неизвестно.        

Недоверчивость    Шагова ко льну не понравилась.   «Шуба с чужих плеч». Дыханье кулака.      

—  Почему    не даете кузнецу   помощника?—спросил Самсонова.    

—  Давали, но он страшный матершиник. Никто не уживается с ним.   

—  На   конюшне ночами надо дежурство  установить - сказал я Самсоиову.      

—  Зачем?— удивился он.          

— Чтоб не было несчастья...               

— Ну, что вы этого никак не должно быть,—догадался Самсонов. — Вот   когда жеребые кобылы   будут, последних днях, тогда поставим...   

—  С сегодняшнего дня поставь, — настоял я.

Подошли двое парней. Один одст по-городскому, в серое пальто, другой  поплоше — в пиджаке.           

_- Ну как. гге,чумг.мс?----спросил их инхотя Самеонов.;

.— Дешево — Дмитрий Лексеич...

—  Больше   Е: з:оаья, — сжазал Самсонов  и  отвернулся. Парень, ОД<Г™ЙЕ пэпроще, заговорил горячо:                     

—  Ну,  ладггт-—  Чсрт с тобой. .Сто пятьдесят. Кажяый :ь горох и мслрпа бутылку. Квартера ваша... За восемь

—  Ну,   даз.огге   што  ли,—согласился   председатель, — только сегодня же прннимайтесь за ремонт.

 

Комардин с Егоровной пьют чай. Хотя   Егоровна пьет (.ько кннятая.

—  ПробоЕй№ь ра.з чаю, связала во рту, вььрвало! С тех

_>БСЮ ЖИЗЕ& 2Г  ПЬЮ.   

—  А отчегоЗ- -— спроснл Комардш.                  .         .       .

—  Душа не. Егэдннмает...    '.                                -Деревенскаяс горячая  яичница   в плошке  очень  вкусяа. Комардин ее ох*естътзает   жадно, обжигается   и втягивает оот воздух, .псзленкая голову, как собака с костью в зубах.                   

Я спросил Егсро

—  Кто такси За< Ояа- улыбнулаеь:

—  Уж  знаеЕч : "неет. Полчз_7Ч2

":'Я КОЛОТИТ, ЛСОГМ

. хочется, да :Е '-српшая чудачес: ~- Теперь сга_\

'-'. я.

Сроду у ЕеПО

—  Кто ез

зну:    .          .'     ,-:              ;        .         ,.   -

з^?ь Степаныч?

как зеличают? Нудной старик. Быстро з гл<ггает-—н-ад ним умрешь... В грудь тся, поет свокг песню: еИ жить-то, брат-нзь-то нё мила...»— Еторовна хохочет, ^а Взеиль Стспа-ныча. пета зту песню или раньше?—спро-

о^н* ггесня. Сызмальства!

5-^.ее: Шагов или Василь Степаныч? —

е — Васкль Степаиыч — работник... Старателъньш... нимает работу. Раньше пахал. А Шатов — баидура... струна гудит на столбг... Так и оя. Дела :из нсго не

 

В сельсозете  встретил  меня председатель  Голубинского колхоза  Крылов:

— Слышал,  вы кабальные договора собираете?      

Он передал мне помятый договор, помеченный семнадцатым апреля. Но условия были здесь более жесткие,  для фетенинцев. За четыре пуда клевера колхоз обязывался  помимо соответствующей суммы денег, ржи и цел: дать совхозу двадцать пять человек на прополку. Поразительнее всего был пункт: «Колхоз обязывается возг тить совхозу осенью купленный им клёаер в хорошем качествё...» .      

Что это такое?  Продажа?  Заем?       

Но совхоз назвал, эту махинацию торжествеяно: «Взаимопомощь».                           

— Такие же договора есть у матвеевских, одинцовет семенцовских и паскинскях, сказал Клюкин.   — Чисто  работают! — вздохнул   голубинский   председатель

— Самый тяжелый договор у паскинских, — продоожал Клюкин — за двадцать пять кило клевера совхоз взял девяносто шесть кило ржи, сорок пять кило .гречи, семьдесят кило гороху и деньгами сто пятьдесят три целковеньких

 

Опять подул еветер с Покровского. Северный ветер он  каверзный. Внезапно может надуть дождя и снега. Покровского ветра боятся колхозники. Он разносит йДозят кулацкую агитацию против раннего сева. Кулак с этим ветром союзник.                                                         

Небо было разрисовано в опашые краски. Южная по' вкна синела со <:ветлым .цросторным1 горизонтом. Север: стала мрачно-сизой. Шетелились завитушжи седых туч.

Лсс казался холодным, осенним. Сосны почернели, как плленные.  

 

Бригада Новиковой пашет у леса мякоть, а шаговсжая Лсронует овес неподалеку, за конюшней. Тут же хилая озимь наводит грусть.            :            / .              1

Уныло ходит за Сонькой Василь Степаныч. Он безиа--сжно распустил вожжи, шагает возле бороны, лениво поднимая ноги. Острая шапка нахлобучена доотказа, И сзадя .воротник тулупчика скрывает ее. Оттого Василь Степаныч походит на рака, вставшего на дыбы. Сонька вровень старику — часто останавливается. Не от усталости, а потому, что Василь Степаныч не понукает. Он сам плетется у Сонькн в хвосте, зависит от ее воли. Но беда в том, что за ней останавливается партия в четыре бороны, каждый раз, когда Сонька этого захочст...           

Подхожу к Василь Степанычу О в этом находят предлог для остановки. Подходят и бабы.

—  Плохо работаешь, Василь Степаныч!                    \

—  Кака та работа? —соглашается он. Лошадь не идет... И она, чай, понимает, — не дело делаем...

Василь Степаныч садится на борону круглой спиной к ветру:          '                                                      

—  Я раеьше во;н таад сеял овес... Место повыше этого. Но сеял прям'0 в грязь... Думал, овес любит. Ну, и что .? Ничего не получил. А умные посеяли попозже. И взя-ч... Как на это скажешь?—Василь Степаныч гыкнул   в сторону и сам ответил: — Ни хрена не скажешь...

Сердце сжалось, когда я почувствовал на щгке кругшн-»'ч снега. еКрупа?!»                 '

Василь Степаныч обернулся, посмотрел вверх, вскочил с бороны, сорвал шапку и хлоп оземь!                             - '

—  Гибель!— визгнул    он и хлестнул    концает вожжей  лошаденку,   приговаривая:—Ну,   Сонька!  Давай!    Ходи!  все одно подохнем с голоду!..                     ;       ,

Бабы захохотали, лениво разбрелись но лошадям. На улице встречается Самсонов. Смотрит хитро.

—Подсыпает?! —Смеется он. И серьезло:— Ну, всдь крупа не повредит... Дождь зарезать может. И что это заладил ветер с северу? И прет, и прет,—конца не видно : Тут начнешь верить в бога!         

В сельсовете встретил меня Петров. Он возбужден, наскакивает:  

— Ругаете за сеялку, а кто ее ссберет? Обращался агроному. Он говорит: еКак-нибудь к вам заверну»..

Я вызвал Бухтарева к телефону я спросил:

-— Вы до сих пор графите ведомость? Нужно ваше живое руководство в колхозах.

—  Правилыно! — услышал я в трубку голос Табакова. 

—  Сльшите, товарищ Бухтарев? —сказал я агроному. — Начальник политотдела  говорит:   еправильно». 

— Слышу,— ответил агроном.— Сейчас выйду в Янино.

Габаков спросил меня:                                                       I

—  Наладил доставку сводок через школьников?           

— Наладил.  

  -= А   насчет мобилизации ребят   на охрану   посевов птиц?   

---- ПрОВОДИМ.     

Табаков помолчал и добавил:  

—  В деревне Глухино, есть   кулак   Леонтьев,  Николай. Григорьевич. Спекулирует шерстью, дерет втридорога. Для прикрытяя не сам торгует, а жена. Живет у тестя, Матвея Козлова. Немедленно проверить.

—  Хорошо.  

= В сельсовете у него кумовство. Проследи.   

Петрову я обтьявил, что политотдел нашел ему семян.

—  Все?! — вскочил он и заломил кепку на затылок.

— Все четырнадцать центнеров....

Клюкин, ехидно, по складам, произнес:   

.— Дуракам счастье!.. Они гноят, а им валят..

— А кто сгнгоил?  Я что ли?! — ощетинился Петров.— Ты критикуешь, а помощи я от тебя тоже на палец не видел.

Петров выпалил эти слова быстро, зло. Потом обратиля ко мне:

—  У меня к тебе еще одна просьба, товарищ Завалишия. Знмой через наш колхоз проезжал ночью Спасов..

—  Кто такой Спасов?            

— В ранкоме партии. Ну, член бюро. Приезжает к нам и говорит: еМне нужно срочно в Кимры. Лошадь устала. Дайте свежую до Ильинска». Колхоз дал молодого жеребчика. Взял расписку. Спасов уехал. На четвертый день милиционер приводит измученного жерсбчика. С полчасика тот полежал и сдох...

-С кого теперь нам дсныи получать за жеребенка?  

—  Со Спасова, — сказал я. 

—  А он не платит.   

—  В суд подайте.... 

—  Он ведь член бюра.   

—  Давай расписку Спасова, взышем* — еказал я. — Иди, Еытасювай сеялку. Сейчас придет агроном.

Бухтарев застал нас с Комардиным за обедом. Я усадйл лгронома хлебать грибные щи, а Егоровну послал за Самсоновым. Бухтарев вынул из старого портфеля кусок -ерного хлеба и сел обедать. Утирая губы, он оправдывался:

_ — Все ноги исходил, пошгмаете! Десятки километров. Тридцать четыре колхоза! Грязиша! Холод. Не пролесаь... Пока сидишь в колхозе, нажкма-ешь, — идет дело. ^у-: отошел, — опять чево-нибудь стрясется!

Комардин басил важно:

— Сегодня люди тронулись от вековой, как. сказать, спячки. Вышли на работу все: и фетенинцы, и янинцы, и **'-нцозцы, и Радованье... В Голубине вода. Но тоже яа су-;а местах работают. Трактора стоят без дейстння...

 

—  С тракторамн нынче мы  посядсм! — согласился агроном.—Придется перезаключать договора с колхозами. Работу тракторов отодвинем на сенокос и уборочную...

Я слушал деловой разговор агронома с Комардкным и думал:  «Неужели они похожи на бывших помещиков, или управителей, которые,   по   романам классиков, — так же в свое время рассуждали о посевах,   о мужиках? Никакогс сходства!»

Комардина  после  обеда  разглядывал распоруханные подошвы своих коротких сапогов:                                              

—  Обидно ходить в сапожишках! Я, как сказать, сам мастер от балетного туфеля до болотного сапога!                   

Вошел Самсонов. Увидел агронома, догадался обо всем. Смотрел в сторону.                                                                 

—  В чем моя ошибка?—спросил    его агроном, здороваясь.

—  Давай разберемся, — буркнул тот    смущенно, доставая из-за пазухи очки. Надел их прочно на громадный нос, начал рыться в бумажках, облизывая кончяк пальца.    Агроном приготовился к бою:

—  По какому полю ошибка?

— По  льну,—пыхтел Самсонов.— И по картошке маленькое сомненье было...

Было ясно, что Самсонов_ хотел надуть меня.

—  По восьмому полю была замняка. И по дссятому, — несмело говорял он.                                                 Агроном просматривал овое расписаиие севооборота, тоже бормотал:

—Тут не должно быть никакой ошибки...

—Не перемешал ли, думаю, ты лен с картошкрй? — поглядёл на него Самсонов поверх очков.  

—Не мог я .перемешатъ... Вот записано... Ясно. Глядя:

Сверили расписания, взглянули    друг на друга и молча смотрели долго, как быки.

—  Где же ошибка? —спросил агроном, покосившис» из меня.                                .

—  Да-а..,,

—  Тут нет ошибки!..                

—  Не обнаруживается...     

 —  Ты хотел по-старому? Здесь лен, а здесь картошку. Не вьйдет, Дмитрий Алексеевич. Ломать севооборот нельзя. Вам еще два годика осталось... Тогда войдете в норму.

Я спросил Сасйсояова:  

—  Все в порядке?

—  Совершенно  справедливо, — смущенно  ответил  он и быстро заговорил о посторонних делах, как он обычно поступает, когда его ловят на чем-нибудь.

Здесь.  Этим Яшшские    поля — выше    андрейцевских.    Но   я кое-где   вода, в которсй пропадают концы пашен. легко козыряют противники раннего  сева.  «Не въедешь». еПо брюхо лошади». «Вязнет»! «Закачалась...»     

Эти разговоры особенно красочны у янинского брииадира Костюгова. Здоровениейший мужик лет пятидссяти. Полное краснощекое лицо обросло густой оранжевой бородой. Похож на мясника. Заплывшие голубые глазки всегда смеются, но сразу не поймать: хитрым кулацким смешком, или в них детская наивность. Голос сипловатый, с хрипом.

Мы подходили к Костюгову с заместителем начальнижа политотдела Самсрядевьш. который, шагая по пашне, издали восхищался:

—  Ты смотри — живой кулак! Как на плакатах! Смотри: фуражка, брюхо, подстрижен в скобку. А борода?! Красота!..

— Здравствуи-, товариш,!' — сказал он Костюгову.

—  Здравствуй!     

—  Наворачиваешь?       

 — Теть, чё тут  наворачивать?! развел руками Костюгов. — Теть, разве это пашня? Наворачявай старуху — а чё толку "будет?

—  Молоденькую лучше наворачивать?! — смеялся СамоРЯДОВ.

— Собственно!—задохнулся Костюгов и бесшумном хохоте. Он говорил с одьшкой, обрьшал речь, часто повторял «теть», «собстаеннр» в смысле «ведь» и «правильно». Фразы начинал с охотным смехом, а кончал с усталым вздохом. Нехватало смеха до конца.

И между шуток у него была острая настороженность: «С какого бока укусят?»

—  Ну, как у вас с подготовкой к севу?

—  Теть, как сказать?.. Вишь,  пашем, — Костюгов   повернулся  и указал   на двух   пахарок,  которые   вдали   ходили за плугамя, — Но, теть, развс пашня? Вершок вспашешь, на аршин вода...

—  Рано еще?                   

—  Собственно! Смотри, как бабы маются...

—  А с фуражом как?

—  С фуражом вполне... Теть, с фуражом у всех не сахарно...   Но янинские тоже не голодны фуражом.   Дотянем...    

— А как руководство? Председатель?

 Костюгов задумался: 

 — Это ваше дело... Нам я будто ничево, а вам, теть, как, — не знаем... '    — Ты ж хозяйственный мужик, — насквозь должен видеть...  

—  Я, теть, только бригадир... Чего прикажут, делаю. А там ведь высшее...

— Командование?—добавил Саморядов.

— Собственно!—прохрипел со смехом рыжебородый.    

Характеристики председателя от Костюгова мы не   получили. Заметно было, что желания грязнить Пстрова нет;

Наоборот, Петров ему. кажется неплохим:                              

— Бегат!.. Бегат сам круголс... Шевелит других... Есть расторопность... Бывает там... Ну, ,как слазать?.. Не стар  еще парнишка... Есть слобода в голове... На всех нас угодить, теть, это собственно...                              

Подошла пахарка, жалуется Костюгову:        

— Врезался плуг сильно... Лошадь нс везет... Осзободи там... Не умею я...

—  Шичас, — хрипнул он, я к Саморядову: — Но ,моя бригада пашет!.. Не пашем, а прыгаем... Надо? Надо! Раньше мы на шиле сидели... Все сапожникк. Теперь взялись за  хлсб... Теть надо выживать?.. Не с голоду же пухнуть...

Осмотрели конюшни, лошадей. Конюшни были  тесны, темноваты и грязны. Лошади не  выглядели сыгыми. Вывел молодой черноглазый счетовод  гнедую лошаденку на свет. Она была заспаетюй, растрепанной. Бока испачканы в навозе, широкие копыта растрескались, шея побита. Саморядов приподнял у лошади переднюю ног, спросил:

—  А что ж не расковали?       

—  Не успели!—весело ответил счетовод, играя черными глазами.          

—  Надо бы успеть!..                   

Счетовод захохотал.  

                                              _

В правленин колхоза мы застали Петрова и Бухтарева, Лгроном осмотрел сеялку, она оказалась вполне исправной. Прслаля человека в тракторную группу за сборщиком.

- Что ж у тебя лошади очень грязные?—спросил Са-еорядов.                                                              

—  Что   онй у тас грязные? — нересгГрЬс^л    Петрсгв н. боязллш отАадыная КУЛХОЗМ^Ш; сказ-ал: ^ Пбчиътит& Щ Успелй!                     :                                                             . -" '

СчеТ&вЪд Гр^эХЕйул к Уохбта.л дЪ хриЙсЛСьИ 3& йЛГ КО.?хЛУз^ нийи зайейлисв. ПетрЪв раШряМГо бйрХотйл:

—- ЭгЬ кШгс^х'а.„ .Их дело.-,. П^г? жга^уй в^ег лбшаду Го*в1Г-ркте?-^гпрЪсйл Ш Саморядйва.

—  ПрУ гяедуй.л         

Петрой йоКра'снел, пбтугаиея. ВСЕ йИстор^Ьжйлмсь. СчгетУ-

к°д выгирал кулахом слйзы, скосореРгил рот.

—  Про   гнедую   надо так  сказать,—начал тихо   Петорв. — Конюхом у нас там числится женищина, Но адо сказать: не справляется она с этим делом,

—  Вдова?— спросил я.                

—  Да... она вдова.

Мой вопрос насторожил счетовода. Он перестал хохотать. И колхозники смотрели на меня с таким видом, точно я нашупывал у них  что-то опасное.

—  А кулак имеется у вас?—спросил Саморядов.

Присутствуюшие переглянулнсь. Петров отвстил смело:

—  Есть. Но на  сегсдняшиний денъ  как раз умер!

—  Кулак умер?

—  Да, умер—настоящий кулак. Можно сказать, прямо «контр» был. Церковник...

—  О-о! Это у вас большос достижение!—протянул насмешлвво Саморядов.                        

—  Прямо, можно сказать, в точку попал,—соглашался Петров, улыбаясь...                         

— Значит, теперь у вас нст кулака'?          

— Кончено  .                                                                            

—  Это хорошо! Значит, дела у вас теперь пойдут на-ять? ----Теперь должны пойти как  по маслу.

—  Верно?  —спросил  Саморядов   присутствующих.

     Зашевелились колхозники на лавках. Один в старой красоармейской фуражке, толстогубый, с редкими  зубами, проговорил:

—  Как будем   работать...   Будем    работать    хорошо — Пойдет, не будем — нс пойдет...                                    

  — А ты кем.тут?                                                          

Петров ответил:                                                                   

—  Наш хозяйственник!..                       

— Что это за должность?— Заведует хозяйством... Котов!  

 — Товарищ    Котов, — спросил    Саморядов, — что,    по-твоему, плохо сейчас у ввас?      

Котов застенчиво улыбнулся:   

—  Главное сейчас в хомутах, — сказал он.—Хохмуты не сходятся у нас. Часть совсем разбита. Портят лошадей... Хомут сейчас главное... Испортим лошадей при  этих хомутах...

Пстров сказал:  

—   Ишем  мастера. Поправить  надо... Самрядов пркачал головой и спросил вкрадчиво:

—  А кулак этот,  случайно,  не был мастером ло часии хомутов?       

—  Нет! Он был насчет библии ... Для хомутов мы тутш-.-Искявагм. старичка.     Леонтня  Лексеича  Самсонова.    Из  Андрейцева... Безбожника... Но пока в цене не сходимся.

—  Вот что, товарищ Котов, — вздохнул Саморядов, — з :за дня органнзуй дело с хомутам. Чтоб  все были  исправы. На твою ответственность. Персональною. А вот товва-кищ Завалишия прослсдит за этим. И мне ссобщит по телефону. Есть?   

Котов бормотал:        

—  Без хомутов дело не пойдет

—  Я то же думаю, — скавал Сглсерядов, поднимаясь,

Пошли в Андрейцево.

 - Пожрать найдется то-нибудь? — спросил    доровдн

— Найдем...   

- С утра не ел... Пятнадцать кклометров отхватил яеш-ксм '

Послышался церковный колоршшый звон. Хоронили кулака. Вдали, за полями, у густой сосновой роши, на вяду десятка деревень, белела церкозь с высокой, стройной колокольяен. Звон был робкий, грустный.     

Я подробно информировал Саморядова обо всем, сдал :чу ена попечение» попов, андрейневских и фетенинских   кулаков. включая сосланого Власова. И мне стало легче..,

Самсонов, вероятно, заметил  иа о;ша, когда мы проходн-' '<'' с Саморядовым по улице . Не успели мы войти в избу, открывается дверь, входит председатель.

- Вот э-от самый     есть  ечелсзек л я Саморядову.     ощупыо»! — грсмко

-?

Самсонов оскалил желтые клыки,  сказал по-деловому,-

—  Как же тут не будешь ошупыо? Вот пастуха пора нанять. А он заламывает, сукин сын...

—  Сколько? —спрашивает Саморядов.

— Три тысячи деньгами... Двести трудодней. Две пары сапогов и каждый деяь, по очереди жрать давай. И спать еще клади...

—  Наймите меня, — вскочил Саморядов. — За такую цену я пойду к вам с удовольствием...

Самсонсв поздорозался с ним, прощупал его глазами  и сказал авторитетио:

—  У вас кишка    тонка. Дело мастера боится.   Я вот по своей части, вы по своей, а  пастух по своей ....

—  Давай     пари?—загорячился    Саморядов.—Пройду вокруг вашего стада, и  оно ляжет...   

—  Это   совершенно     справедливо!—недоверчиво   сказал председатель.

—  Как заиграю в рожок — госташут и пойдут за мной...

—  Совершенно справедливо... Она  хошь  и шопша,   но всеж-таки понимает, — согласился Самсонов.         

—  И ее надо понимать!—сказал Саморядов.

—  А то как же?.. Ежелн не будешь друг дружку понимать, то ничего не выйдёт. 

—  Как же быть нам с пастухом?                                 I

—  По-моему, дорого!—сказал я Саморядову.       

—  Ну, что вы, обалдели1? — отаетял тот. Чему равн»ется   у вас трудодень?..                       

—  По-базарному — рублей двадцать выйдет...

—  Ну, вон куда    прет! — воскликнул Самсовов. — Двести трудодней—четыре тысячи рублей. Дели их на,;пят» месяцев. Куда взыграет цифра? Если прибавить чистъгми три тысячя'?  По  тысяче   четыреста  рублсй  в  месяц? Да жратво с сапогам»?                                  

- Ах, сук-кин сын! — сказал председатель.— А я ду мал: у нас деньжонкм имеются... Выдерншм...

—  А много у вас денег имеется?—-спросил Саморядов.

—  Тысяч двецадцать шевелятся в банке.  

- Молодцы!                                             

—  Не особо,  получается,  молодцы,—  потупился Самсо-»оз,  Мы думали , отвал;№? пастуху кусоче-к... А тут не кусочком-пахнет.                                         '                    

Он разволнозался и ушёл. Мне было непонятно: как Самсонов яс мог догадаться сам, что такая плата слишком  дорога?

Егоровна' объяснила:                               

—  Он из раскулаченных, пастух-то этот...          

 Саморядов спросил ее:

—  Ну, как отец Иван поживает?           

Старуху как водой хлестнули: 

—  А ты откуда знаешь?                       

Саморядоз улыбнулся:

—  Я его знавал до ссылки... Вот таким еще знавал...

Старуха ведоверчиво взглянула:

—  Живет. Никому не мешает.., Человек смирный. В церкви не служит...

—  Ждет, когда янинского попа уберут?

—  Янинскому давно намекали. Да он не хочет уходить. Нахальный.  

—  Молодец!

 — Никому он не нужен. Отец Иван  всех знает, и мы его зааем.

—  А все-таюг его не можете в попы поставить?  —  Раз тот нахальный такой, что же сделаешь.

—  Не тот нахальный, а вас архиерей не слушает. Вы хотите одного, а  он вам друтого...  Дескать — не рыпайтесь». Архиерей распоряжается, а вы кормите попа...

—  Поп сам кормится... Налогами задушилк.

— Почему, Егоровна, в колхоз не входишь?—спросил аморядов.                                                     

— У меня две дочери в Москве. 

— Ну так что ж?       

- У одной двое ребят. Муж — коммунист...  

—  Не может быть! — удивился Саморядов. 

—  Правда...

—  Зять — коммунист, а тешу в колхоз впихнуть не может?        

—  Меня не впишхнешь, Я сама себе хозяйка. Зять приезжает ко мне на лето. Как квартирант... И удочка на чердаке лежит.

Егорсвна вънула из-за зеркальца фоторафическую карточку и похвасталась Саморядову:

— Вот мой зятек. Учится... Степендию получает. Скоро пришлет мне рсбятишек... А пото и сам... заявится. Берегу нстоечку...                   :           

Я подумал: еМожет быть когда-нибудь вот здесь, за этим столиком, в тиши оем-ейных бесед, за выпивкой, зять-коммунист сказал Егоровне негромко: еВоздержись пока входить в колхоз. Потом. Увидим... Скажем...»

Часа через два Саморядов ущел в Илышское. На про-щанье сказал мне:                                  

— С кулакамн твоими разберемся в политотделе. И ты смотри в оба

 

Я отправннся на общее собрание колхозников.

Колхозники сошлись у председателя Самсонова. Горнйица его была в Аядрейцеве сам<ой .просторной, чистой. На три окна. В простенке — зеркало, наклонное, будто отклси-дась от стены обоииа. В углу иконостас. От белой изразцо- ; вой голландки днем светлее и> уютиее. Но сейчас от полу- , мрака и множества лодей тесно, как в перегруженной ме- : почниками теплушке. Над столом освещена коптилкой го- : лова Самсонова. Похожа на скорбный лик святого в натуральную величину. Сзади у затылка, на- стсне, плакат из  крушгых густо-красных букв; Узники Скоттсборо ждут  вашей помощи».                                                                

Шагов сел со мной рядом. Было тесно, но ввиитился. Та-,^ любят  сидеть  впритирку с начальством. Он заверяул » табак, И громко попросил спичек к Ие  подозревал, ,что ! 68

,зым пунктом сегодняшнеГ позесткн я поставил вопрос

Самсонов лоднял голову бодрее, начал:

— Сегодня вопрос о  Шагове.  Потом насчет соревнования. Схватйжся. Берет слсео уполпомочешый политотдела. Я сказал, что колхозники жалуются на Шагова. Не умеет распределятъ задания, путает подсчеты, заставляет бегать за собой. Растяпа. Матершинк. Шагов заелозял, будто ему стало тесно возле меня, про-.

—  Меня выбрали бригадиром с у.мыслом: хотели съесть. Влопается Шагов, в Кашин х попадет!» Нет, товариши! Я  отросток рамзинский, как здесь шеются иа сегодняи-

иГ день... " .'        л        .   -:-         ,:                               '      :       '

—  Кто? — -спросял я.

—  Кто был исключен из колхоза! — крикнул Шагов.

—  Они все трое восстановлень. Ты не кмеешь лрава так их иазывать.  

—  Но они были зажиточными? Меня ж не исключали? Я — бедняк!

Заговорил Самсонов:    

—  Выбрали тебя за глотку.  За твое  хайло!  Ты  пугал 'н-сх. Ты грозил три года: Засажу, сгною в тюрьмё». За то мы тебя и выбрали. Заткнуть твой сепарат. Теперь Мам ?'.я строительства нужны руки. И голова. А у тебя их нет...

—  Пожалуйста... Я не возражаю, — оробел Иаговч Видно   было:   все   колхоэники   хотели  этой  схватки,   но'-ялись.                  '                  '

—  Товарищи! — сказал я.— Шагов подозревает  первую ^-"кгаду в том, что'там зажитотаые и е нему враждебны.  ;гвайте уговоримся, чтоб критиковала его только СБОЯ бри-

"ЗДа. '   .     .                - -';                .-.-          .              ,                        ,           '

С^пять молчанйе. Около минуты. Тогда я начал, . как на

"                                 "  ''

'Кашин» — значит домзак в городе Кашине,

—  Ну, давай, Василь Степаныч, начннай?                     Старичок проквакал резко:

—  Хрен ли зачииать? Молчат все.

—  Начн,— заговорят.

  — Я тебе не жаловался!         

—  Почему?               

—  Он одного меня боится а бригаде. Остальных по матушке.

-— Ну, дельный бригадир Шагов, или плохой?

Василь Степаныч был зажат двумя колхозникамн под зеркалом. Острая шапчонка смутно внднелась в двух экземплярах. Он нахлобучил ее на лоб и проговорил;

—  Хуже Новиковой... Марьи...                 И добавил:

—  Марья слюной забрызжет. Но свое возьмет. А этот? Как Мартын с балалайкой. Возьмет свою толстую кобылу, пашет. Разве  это   бригадир?   За   бригадиром  не  бегать,— пусть он бегает. А он пашет...  

—  А ты за мной бегал? — огрызнулся Шагов. — Я сказал: ты   одного меня боишься...

—  Оставим- Шагова на посевную? — спросил я старика.

—  Бабы скажут, Я добавлю...    

Логгнули его последюте слова, как водяные пузыри. Олять лголчание.

 —е Ну, ?задавайИе б?ЛпрвЬы, кройте! Кто еще? —тор.чо-ип*л я-.      }         

ЗаИгеИелйлаЕь люлоД&я болкова:

— ХВрхМ, й <#бйЦду *и? Дает. Но сам обидеть люб^ит. По х'озяйству слэД5. За нег^о жена все сводки пишет. А оя торо-тЛИся паха-Л. И дема е%е двсге рабочих рук.                    ,--

— Эт^о вь девчсйку-то? — визгнула жена Шагова.

— ДевчсГнка   ли,   мальчомкач..   Но   боронит.   Трудодни идут. Друдае с Шлыми детэми —- одна рабочая рука. А вг» втроем. Нехорошо. Чай двадцать трудодней за бригадирст-во получаете...

Рядом с"Вэлковон Федосья крикнула:                      ,     

СО

^- А какой матершшик! То-й-2.еЛо вяжст. ш расска-,-ст, не   покажет.   Г-онит  матершиноя.   Ты вяжг^,  да  дело

—  Наговаривайте!—махнул    рукой    Шагов.е= Овои же гоият!                                                                       _              ; .

:— А ты нас не тошпдь?

—  Чем я вас утопил?

—  Осенью из-за тебя бригаде фиг придется?    

—  Оставим или уберем?—сгтреагл я с*4

—  Одна я не в силах сказать, Даз-айте

—  А ты одна как думаешь?

—  К покосу ые зарезал бы он еас созсем... Хох/гра,..

—  Вышвырнем! — сказала Волкова спокойно, ?;> тяжело дышала. — Пусть сегодня ночью  думает,  а заы^д  погля-дим. Поймет—останется. Не поймет —катись.

— Я не отстану от Новиковой!—рявкнул 11?гс»'В,   чувствуя приближение своей погибели?.                                  .

—  Я буду рада!—засмеялась Марья.

Ола сидела напротив в полушубхе,  закутамкд*: » шаль,как с зимней дороги. Лицо застыженно-красное, ?гриплюс-путое, с большим ртом. Смеялась она без звукг^ гак Иозе.швают кошки. Глаза ее, маленькке,  острые, 'р?ггадали вуеках.                          -         '                  

—  Ежели бабы расквитались с янм, давай-ка ^ <",хажу,-— проговорил Василь Степаныч.-"Он зкдрался с л?*гда, встал и резнул:—Шагов!  Мы тебя боялись.  Бедняки' были,   а боялись. Но теперь  скажу: мы  каждый день иглкем тебя п^олкнуть!.. К свииьям! Выгнать!.. По>ши эту -^г^зедь. И "е забудь во-веки веков!                              

И сел.                  '               .      ;

Шагов  прерьшающнмся   голосом забормотал— Я, как сказать, даю слово... Пастараюсь... Недоволъство — прямо  говорите. Я яе зкал сгг вас кри-г>ггй. моей...

спросил:

— А насчет матерщинь? . Шагов подумал и заговорил:

— Насчет матершины? Она у меня, скажу прямо, с  желтового пузыря. Я сыздетства мадоро-ак жншотом. Чес? это в школе обучался мало. Рано отдали в сапожяики. Кг рахтер у меня остался, нр грамота слаба. Потом стал выле. зать у меня желтрвой пузырь. В: Кимрах мне давали капел: еКак вылезет — выпей»... И капли-то, я думаю, дорогн-А всего-то- назсего трядцать копее-к. Но теперь ргцелт ; потерял. Сунул куда-то. Нет и нет. Доктора сейчас мяе к; дают прежнего лекарства: еБрось пить». Делали кяе прг свешение лучом: еВ кишках у тебя язва». Я говорю: еН хвораю от кишок, а как вьшыо, действительно, мяс труд= делается. Желтовой пузырь выладит...» Потрешь вот эда: уйдет. А потом опять. Жена вот подтвердит, товаряши..

Колхозкижи шнимательно слушали речъ Шатоаа, Но  осторожно раз-ьясиил, что между желчным пузырем и мг. тершинрй связи нет. Поэтому спросил его:

-— Даешь слово не материться?                

—  Теперь даю.

— Если возобнозишь, привлечем к суду.

—  Понятно...               Вздохнули все, а Самсонов засмеялся:

—  Вот они где капли твои нашлись!

На этом с Шаговым покончали. Взялись за второи вопрос:

—  Бригада Шагова жалуется, что первая бригада сям ней людьми и лошадьми. Захватила лучшую землю. Верно или нет?

— Этр правильио! — сказал Шагов..

Его слова были сигналом. Закипели обе бригады. Всп.? ски криков, галдеж, .двзя>жение. Бригадирша Новякова опр" вдала СЕОЮ харажтеристику^ Она .цомиила все реплики' и * только успевала каждому ответить во-время и^с подковЫ кой, но еше ухигряла-сь лротащить свою мысль:

— Ежели мы сильнее — перемсшаемся!   Наши   лоша^ \

Вторая бригада молчала.

— А   насчет   земельки...   Как вам не стыдно  жалиться уполномоченяому! На жребий бросалк—веряо?    

—  Верно...                                                 

—  Да чем мы виноваты? У вас земля, у нас мед? Я бы-ла у вас в бригаде. Знаю до исподников. Сама беднячка... Этим не хвалюсь.

—  Мы не хуже вас работаем!—похвалился Шагов.

—  Ты хорошо работаешь? Украл у меея две сотки...

—  Я ж тебг вернул их! Не сотки, а только двг гогульи. По ошибке смерил.

—  У своей бригады воровал бы гсгульки. А ты полез ко\гае.

Самсояов затушял перебрамку. Я спрооил собрание:    

— Перетасуем бригады?

—  Пока   обойдемся,— сказал    Василь    Степаныч.—Насчет земельки жребий виноват. Тут ничего не скажешь. Ко-му какое счастье.    

Подошли к соревнованию. Кратко объяснил я суть дела, предложил: 

—  Вызывайте соседний колхоз. Обе бригады друг друга. Л отдельные члены бригад между собой.

—  Марью с Шаговьш стравить. Пусть схватются, а мы посмотрим!—засмеялся Васйль Степаныч.

Замолчали. Самсонов разъяснял Н€ торопясь:

-— Надо ровню выбирать.  Хоть бы янинских. Они1 по-

крепче нас. И лошадей у них побольше. Но мы их можем

эдолеть!               ....                                     .

—    Янинских та.к янинских!                        .

—  А мы на чем  будем ударяться? —повеселел  Васнль Стетшшч.      ;,                    /              ;     ',  .                         '

Я разъяснил.

—  А кто будет проверять?            /        '  '         '    '-..'"'

сильнее, Шагов, давай свою кобылу мне, а я тебе. шаем лошадей. Согласны?

—   /пп гектара. 1 огулька — равняется двум метрам.

— Изберем контрйльную бригаду.                                     1

^ Василь Степаныч осердился:                                              |

—  Кругом начальство! Этих   проверять, тех проверять. ; Когда же работать? Кто будет пахать?                               

— Ты будешь работать, ты и проверять, Другой тоже...

—  Шпионство друг за другом?

—- Разве ты шпионишь за своей женой, когда ей говоришь: Щи слегка пересолены,  каша пркгорела малость!

Шагов вызвал первую бригаду на соревнование так:   

— Ну,    как    объяснено    уполномоченным,—идете   н. нас?                

—  Идем! — ответил кто-то в темноте.  

Шагов прокашлялея и опросил Новикову осторожно, торжественно:                                      

—  Ну, а ты, Марья? Соглаока со мной^тсак объяснеяо?. Все насторожились с озорным любопытством, как на деревенской свадьбе, когда гости кричат: еГорько!»—к| требуют, чтоб жених поцеловал невесту. Марья весел;, смотрела на Шагова, и в некрасивых. глазах ее лучилас; мягкая женская доброта. Но спросила сердито:                  

—  На это я не согласна, — строго продолжала Марья,— надо соглашаться? Может ты на жительство с собой уговаркваешь? Гладить этот твой желтовой пузырь?  

Взорвался хохот.

—  На это я не согласна, — шрого продолжала Марья.— У тебя баба не хуже меня, а у меня муж без пузыря...

— Чево  ты   чепуховину   городишь? — сердился  Шагов

—  Не ерепенься,— подошла к нему Марья.— Дай я теб; объясню. Ты меня вызывай зга — вот чего...— Она приго-товкла пальцы для счета: -—Вызывай, чтоб раньшесвыхо дять яа пашню. Раз! Я выхожу до солзшшка, а ты напарй-ваешься М'Орковеым чаем... Промываешь эту язву-1-о свою--.Чтоб тебя колхозницы зе июкали, а с вечера ты всем оказа-? кому что делйть. Два! Ну, еще чего тебе сказать? Да! Чт<к больше ты не смел воровать этк гогульки. Как застану, персрву тебя напотюлам... Три!              

—  Ну, ладю, ладно,— бормотал Шагов,— давай на всс   пункты...

—  На эти дела я подпишусь... И сделаю.     

  Я спросил старичка:

—  Ну, а ты с кем, Василь Степаныч?   

Повернулись все к нему. От моего вопроса он надвинуд пчсику иа глаза, как озорной мальчишка, спрятал малеяь-;е личико. Потом взглянул вверх и улыбнулся:

—  Я облюбовал себе Иван Васильича. Новикова. Мы с м ровни. Ты здесь, Иван Васильич?

—  А где же?—раздался бас из-за голландки.

—  Давай, брат, ударимся?! Все едино. ни хрена... — Оа оперхнулся и добавил:—Вое' едино ничего не будет урожая. Погноим все. Рано. Пропадет. Ну, я сичас не буду тут

л;андалить... Ты идешь протнв .меня, Иван Васильнч?

—  Иду,— уверенно ответил бас.

—  На чем мы с тобой схватимся?

—  Ежеля   погибнет урожай, ты бей меня смертным боем  цельный день...

—  А ежели не пропадет?             

Бас засмеялся в темноте, ответил:                     

—  Тогда я на тебе верхом в Москву. С рапортом...         Д Василь Степаныч обиделся:

—  Ты брось дурить. Очкастый здесь сядит. Я к тону "Ду.   Раз   твоя   Марья   нашего Шагова взяла под испо-"Д.— давай и я тебя исповедаю.

—  Ты исповедай, а про урожай не каркай...

- Егорий х каркает... Ну, ладно. У тебя мерин сколько шет в день?

—  Тркдцать три соткн мягкой... Трудодень...

- А я свою Соньку буду щекотать на тридцать пять.. — Ну я щекочи!           

—  А ты?                              

- А я на тридцать шесть...     

 

                 

23 апреля по старому стилю. борозда

С5

'—- Ах,   сдрит...   ОбматерИтЬся-то-меАЬзя!  Сухо  во  ру, Ты хочсшь' выгнать брльше моего?..        

— Там вндно будет.                      

, — Ты подойди сгода!                                 

— Отсюда слышно хорошо.             

'— А ежели я дам тридцать семь?   :

—  Не отстану.                       ,                    /: -            : — А как узнаешь, сколько я еделал?

----Спрошу.                     ..''.'        :   .      ,   :'

Василь Степаныч   имел    свой   ход  мьтслен.   Растерялся.

Спросил меня:

—  А  разбалтывать-то  разве  можно будет, кто болык

сделал?         

 

 

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ ►                                                                                              ВЕРНУЬСЯ К ОГЛАВЛЕНИЮ▲